Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Папа в университетской библиотеке занимается, — восторженно сказал Пьетро, поднимаясь на второй этаж. Гато терся об закрытую дверь. Изабелла, погладив его, рассмеялась: "Гулял, гулял, а к тушеной печенке — вернулся".

— Вкусно, — облизнулся Пьетро и с надеждой спросил: "А десерт, мамочка?"

— Ванильный крем с печеньем, — Изабелла поцеловала ссадину на его щеке: "Ты у нас молодец, Пьетро".

Мужчина и мальчик медленно шли по узкой набережной канала. Наверху, над крышами Каннареджо играл нежный, золотисто-зеленый закат.

— Мама уже свечи зажгла, с Ханеле, — понял Моше и покрепче взял отца за руку. Тот приостановился и ласково спросил: "Скучаешь по Иерусалиму, сыночек?"

Моше помолчал и прижался головой к боку отца.

— Ничего, — сказал он, наконец, — ничего, папа. Ты же со мной. Раввин тут хороший, и жена его тоже. Жалко только, что у них дети взрослые, мне и поиграть не с кем завтра будет. Ладно, — бодро добавил мальчик, — после молитвы найду кого-нибудь из ребят, что в ешиву ходят. А ты завтра будешь выступать, папа?"

Степан посмотрел куда-то вдаль и улыбнулся: "Буду. Ты слушай, и запоминай, потом тебе сюда ездить придется. Хочешь, пойдем, посмотрим на главную площадь? На ту церковь, что ты видел?"

Моше кивнул. Так и не отпуская руку отца, он ухмыльнулся: "Наши хозяева уже спать легли, этот рав — я сам видел, за обедом носом клевал".

— Доживешь до его лет, — отец потрепал его по прикрытой кипой голове, — сам такой будешь.

Они уже подходили к площади Сан-Марко, как Моше спросил: "Папа, а почему мы, евреи, в Святой Земле, не можем сами зарабатывать? Ведь ты каменщиком был, ты говорил мне".

Степан вздохнул: "Милый мой, если бы турки разрешили нам покупать землю, я бы сам первый это сделал. Ты же знаешь, наши мудрецы, в Талмуде — все работали. Но пока это невозможно, — он пожал плечами: "Остается ждать Мессии, как сказал Рамбам, благословенной памяти: "Я верю полной верой в приход Машиаха, и, несмотря на то, что он задерживается, я всё же каждый день буду ждать, что он придёт".

— Ты ждешь, папа? — Моше вскинул голову. "Конечно, — серьезно ответил Степан. "Тогда все евреи соберутся в Земле Обетованной, сыночек, да будем мы удостоены увидеть это в наши дни".

На площади толкались, курлыкали голуби, и Степан услышал бой часов: "Посмотрим и пойдем, нам надо успеть вернуться в гетто до того, как закроют ворота".

— Очень красиво, — Моше отошел, рассматривая собор. Степан оглянулся: "Слава Богу, почти безлюдно, поздно уже. Никто не смотрит, а то ведь тут к таким евреям, как мы не привыкли".

Моше пошарил в карманах капоты: "Зерна-то у меня есть, а вот птиц кормить нельзя, уже Шабат. Были бы они мои, и жили бы в клетке — тогда можно было бы".

Он взглянул на голубей, и попросил: "Вы прилетайте, в Каннареджо, на площадь, где синагоги стоят. Я вас обязательно покормлю, обещаю".

— А что это за язык? — раздался голос сзади. Моше обернулся и открыл рот — стоящий напротив мальчик мог бы быть его братом. Он был высокий, изящный, в бархатной курточке и бриджах. В руке мальчишка держал обруч с палочкой.

— Святой, — краснея, пробормотал Моше, поднимаясь. "Сейчас он драться будет, — испуганно подумал мальчик, — ребята в ешиве говорили, что местные не любят, когда мы из гетто выходим".

Мальчик встряхнул длинными, по плечи, рыжими кудрями. Он улыбнулся, протягивая руку: "Меня зовут Пьетро Корвино, — сказал он. "Ты из гетто?"

Моше поискал глазами отца, — тот стоял, заложив руки за спину, глядя на темно-синий, вечерний простор лагуны. Мальчик решительно ответил, пожимая сильную ладонь: "Моше Судаков. Сейчас да, но вообще я живу в Иерусалиме. У меня не очень хороший итальянский, меня папа учит…"

— Отличный, — отмахнулся Пьетро. Он взглянул в серые глаза мальчика — они были одного роста, только плечи у Моше были чуть шире, и хмыкнул: "Мы с ним будто близнецы, надо же".

Пьетро бросил голубям зерен и рассмеялся:

— Я тоже из Иерусалима. То есть я там родился, но я ничего не помню. Моя мама еврейка, она на вашем кладбище похоронена, на Масличной горе. Ева Горовиц ее звали, да упокоит Господь ее душу, — Пьетро перекрестился.

Заметив удивление в глазах мальчика, он фыркнул: "Я знаю, по вашим законам, я еврей. Я даже, — Пьетро зашептал что-то на ухо Моше. "Но все равно — закончил он, — я крещен, и отец у меня был католический священник. Он умер, как я еще не родился, — вздохнул Пьетро. "А у тебя — где родители?"

— Папа вот, — показал Моше, — он у меня раввин, книгу сейчас пишет, и выступает здесь, перед общиной. А мама в Иерусалиме осталась, и сестра моя сводная там. Ей десять лет.

— О, — обрадовался Пьетро, — у меня тоже старшая сестра есть. Дочь моего папы приемного, только ей двенадцать. Она в Лондоне живет, мы туда едем, только сначала — в Париж и Амстердам.

— А мы с папой, — гордо сказал Моше, — в Прагу и Вену.

— Везет, — завистливо сказал Пьетро. Обернувшись на украшенные арками здания, он помахал рукой: "Это мои родители, пошли, — он подтолкнул Моше, — познакомишься. Моя приемная мама на самом деле моя тетя, понял? Они у "Флориана" кофе пьют. Сейчас попросим, чтобы нам пирожных купили".

— Мне нельзя, — зардевшись, пробормотал Моше, — я же еврей. И вообще, — он посмотрел на закатное небо, — нам с папой надо в гетто успеть. Там ворота запирают, до утра.

Пьетро отозвался: "Дураки, кто это придумал. Все равно, — он потянул Моше за рукав капоты, — мы быстро. Можно мне к вам завтра прийти, поиграть с тобой? Тебе же тоже семь лет?"

— Уже было, — Моше улыбнулся. "Приходи после обеда. У нас Шабат сейчас, все спать лягут днем. Я тебя буду ждать, во дворе синагоги, Скуола Гранде Тедеска, мы там рядом живем. Мы завтра не учимся, так что времени много будет".

— Ты мне все расскажешь, — Пьетро крикнул: "Мама! Мы тут!"

Моше увидел невысокую, изящную женщину в шелковом, цвета лесного мха платье, что шла к ним через площадь. Из-под большого, украшенного перьями берета спускались на спину тяжелые, каштановые волосы.

— Это моя тетя, — шепнул ему Пьетро, — она вышла замуж за моего приемного отца, и стала моей мамой. Она художник и архитектор, а еще она жила в Марокко, была там, — Пьетро совсем понизил голос, — принцессой.

— Мой папа тоже был в Марокко, в плену у пиратов. Он бежал оттуда, — гордо сказал Моше и услышал сзади голос отца: "Что-то вы заговорились, нам уже и пора, милый".

— Это Пьетро, — успел сказать Моше. Мальчик, склонив рыжеволосую голову, добавил: "Пьетро Корвино. Рад встрече, синьор".

— Нет, — сказал себе Степан, — нет, я не верю. Он мог бы быть моим сыном. Господи, — он внезапно похолодел, — а если он и вправду мой сын? Брат Моше. Они же похожи, сразу видно. Мы, конечно, с этим отцом Корвино кузены были, но все равно…